Открытие и первые шаги училища (фрагмент)

Перед городом и руководством вновь открытого училища встала первоочередная задача: в короткие сроки найти временное подходящее помещение, что в провинциальном Муроме было дело непростым. В начале июня 1875 г. в Муром из Москвы прибыл учитель 1-й Московской гимназии надворный советник Сергей Николаевич Зернов, которому выпала честь стать первым директором Муромского РУ.

Из протоколов городской Думы от 11 сентября 1875 г. узнаем, что выбор директора остановился на большом двухэтажном особняке купца М.А. Каратыгина, одном из лучших строений города, располагавшемся на Благовещенской улице в 16 квартале. Дом нуждался в небольшом ремонте. Кроме того, в нем нужно было произвести за счет города «необходимые приспособления и переделки». Аренда здания простиралась до 600 руб. в год. После тщательного осмотра дома, директор училища счел возможным разместить в нем два класса, канцелярию с квартирой письмоводителя и две квартиры для надзирателей (так первоначально назывались классные наставники. – В.Ч.).

Сложнее был вопрос с квартирой директора. Согласно Уставу, она должна была находиться при РУ, но из-за отсутствия в доме М.А. Каратыгина свободных помещений, С.Н. Зернову пришлось войти в положение города и согласиться на отдельную квартиру в другом здании.

Отметим любопытный и малоизвестный факт: первоначально специально оговаривалось, что «РУ в доме купца Каратыгина может помещаться только два года, а затем ... город обязан построить или приобрести собственный дом со всеми приспособлениями и квартирами для гг. директора и надзирателей ...». Тогда еще мало кто подозревал, с какими сложностями придется столкнуться руководству города, решая вопрос о возведении нового здания РУ. Целых пять лет (с 1875 по 1880 гг.) дом купца М.А. Каратыгина служил пристанищем для воспитанников училища.

Решив вопрос о наеме здания, Дума разрешила городской Управе выделить 500 руб., необходимые для приведения в порядок дома М.А. Каратыгина. Средства поступили из специальных городских сумм, предназначенных «на учебные и благотворительные заведения». Из того же источника планировалось выделять от 300 до 400 руб. в год на наем квартиры для директора училища.

Самой сложной темой для обсуждения стал вопрос: строить ли для училища новое здание или же приобрести для этих нужд отдельный дом, а также где изыскать средства? Городская Дума составила из своего числа комиссию из десяти человек, в которую вошли В.В. Гундобин, Ф.Д. Зворыкин, Д.И. Гундобин, В.Ф. Суздальцев, Е.И. Суздальцев, Я.Я. Железников, В.М. Русаков, Л.Е. Розанов, В.Т. Суздальцев и И.В. Киселев. Их просили составить свои соображения по этому предмету и представить на рассмотрение в городскую Думу.

Незаметно наступила осень, а с ней и начало учебного года. Отремонтированный дом М.А. Каратыгина гостеприимно распахнул свои двери перед первыми реалистами. По распоряжению попечителя МУО, открытие училища было назначено на 1 октября 1875 г. Впрочем, этому предшествовали подготовительные события. Преподаватели составили расписание занятий, специально разработанные программы учебных предметов, написали необходимые пособия и руководства. 10 сентября прошло первое заседание педсовета, на котором обсуждались вопросы о приемных экзаменах.

Первый педагогический коллектив МРУ был небольшим и состоял всего из пяти человек: директор Сергей Николаевич Зернов (преподавал арифметику и географию), священник Александр Федорович Лебедев, Андрей Алексеевич Виноградов, Герман Берг и Василий Иванович Карташов. В штате училища также состояли помощник классного наставника Алексей Алексеевич Лебедев, письмоводитель Андрей Михайлович Гижицкий и врач Михаил Николаевич Соханский. Обязанности секретаря училища выполнял учитель А.А. Виноградов.

Вступительные экзамены в 1-й и во 2-й классы вновь открывшегося училища проходили с 10 по 16 сентября в помещении городской Управы (ныне ул. Первомайская, № 6. – В.Ч.). У муромцев училище сразу стало пользоваться большой популярностью. В год его открытия во 2-й класс был конкурс 4 человека на место (подано 49 заявлений), что вовсе немало для небольшого провинциального городка. После испытаний, педагоги приняли в первый класс 26 учеников, а во второй – 12. Впрочем, подготовка многих абитуриентов была слабой. Так в 1876 г. при вступительных экзаменах в 1-й класс знания шести претендентов были признаны неудовлетворительными.

Сохранились уникальные архивные сведения о четырех учениках, переведенных в 1875 г. в МРУ из других учебных заведений. 16 сентября 1875 г. из подготовительного класса Елатомской прогимназии в 1-й класс МРУ поступил дворянин Николай Бабичев 13-ти лет. На приемных испытаниях в Муроме он получил следующие оценки: по Закону Божьему – 4, по русскому языку – 3, по математике – 2, по черчению и рисованию – 5. По поведению Н. Бабичев имел 5 баллов. <...>

Дневниковые записи реалиста Г.С. Русакова (1905-1907 гг.) /фрагмент/

<...> Неопытность нового преподавателя французского языка, его снисходительность по отношению к ученикам, не понравилась многим реалистам, привыкшим чувствовать над собой властную руку. Это дало основание Г. Русакову сделать следующую запись: "28 (ноября). Француз очень дешев; ставит баллы - все 5 и одна 4". Почувствовав неуверенность учителя, реалисты стали злоупотреблять этим: "29 (ноября). Сегодня в большую перемену, т.е. после геометрии, половина нашего класса удрала от французского. Остальную половину Гончаров вернул и после перемены, когда мы хотели уходить, Гончаров вошел вместе с нами в класс, сердился, но мы ему сказали, что урока не учили, потому что не были предупреждены. Он отпустил нас". В другом месте своего дневника Г. Русакова записал: "За французским орали, хохотали и вообще бесились". <...>

<...> Через неделю в РУ появился новый учитель немецкого языка. Вот как Г. Русаков описывает его встречу: "6 (октября) <...> На IV (уроке) был у нас немец. Его привел директор и сказал при этом "слово". Имя его (немца. - В.Ч.) - Август Реннович Циммерман, а его переделали ученики в Арбуз Хренович. Подбородок похож на ж..у и над этим все хохотали".

Новый преподаватель, чистокровный немец, говорил по-русски с сильным акцентом. Ученики не раз прогуливали его уроки, на что учитель, со слов Г. Русакова, однажды пожаловался помощнику классного наставника М.А. Соколову, по прозвищу "Буксир": "Сифотня ошень мало челофек санимались". Реалисты не остались в долгу, беззастенчиво называя преподавателя в лицо "Август Хренович".

Плохое произношение русских слов преподавателем немецкого языка не раз веселило учеников. Один из таких случаев зафиксирован Г. Русаковым 24 ноября 1906 г.: "За немецким сидели ужасно. Немец кричал на всех: "Не раскофарифать!" и многим зря, поэтому все хохотали".

В дальнейшем ученики без угрызения совести пользовались тем, что новый преподаватель еще не знает их в лицо, и не раз обманывали его: "14 (октября) <...> За немецким немец вызвал Селезнева и спросил: как его фамилия? Все закричали: "Клевцов!" и он сказал "Клевцов". После весьма плохого ответа немец поставил Клевцову - 2. Все хохотали. Некоторые ученики (Рост, Тагунов А.), когда их вызвал немец, сказали, что их нет в классе".

<...>Досталось на орехи и новому преподавателю русского языка Александрову, заменившего уехавшего в Москву В.П. Гончарова: "Александров спрашивал, кто из нас хорошо декламирует, и все показали на Анисова, который очень плохо и без того говорит". Можно только догадываться, чем закончилась эта злая шутка.

Шли дни. Кипучая деятельность реалистов, не знающая границ, бурлила и не успокаивалась ни на минуту. Вот очередное происшествие, случившееся 2 ноября 1906 г.: "За химией ходили в физический кабинет. Кондауров показывал малоинтересные опыты. У него стащили много магния, которого притащили наверх. Там его жгли в "клубе", перед IV и VI классами и у себя. Везде напустили запаху. Еще магний жгли в зале. Потом пришел директор и говорил речь, что мы то балуемся, как приготовишки, то желаем заниматься серьезно и т.п. После химии в старший коридор затащили малыша, и в VI классе его посадили на стул, а затем вместе со стулом и на стол. Его подняли около 10 человек на плечи и отправились в залу, как вдруг … директор. Моментально все ученики старшего коридора, высыпавшие смотреть на это, разбежались по классам, но директор зашел только в наш, где и говорил вышеописанную речь, а малыш убежал". <...>