|
Сергей ХЛАМОВ
«СЕРЁЖКИНА» ЯБЛОНЯ
Однажды, проезжая по этим краям, с которыми знаком с самого детства, нашими попутчицами стали две девушки. Лишь по фразе, которую они произнесли, я сделал вывод о том, что они не здешние, да и вообще тут первый или в один из первых раз. В их словах звучала просьба «подбросить» до села Семьининского. Девушки назвали его неверно: не Семьининское оно, а Семьинское. Но мне вдруг отчётливо стало понятно, что этот топоним незнакомки отождествили со словом «семья». На самом ли деле название села ведёт своё происхождение отсюда, судить не нам, а специалистам, но, тем не менее, оно больше других хранит в себе те чувства и ценности, которые связаны с семьёй. А ведь каждый человек является частичкой своей семьи, своего рода, носителем их генов, традиций, неповторимости. Вот и я решил обратиться к прошлому и рассказать о своей семье, вернее, о тех своих предках, которые жили, трудились, радовались, печалились, любили и умерли здесь – в селе, название которого так созвучно со словом «семья»...
Серое, со свинцовым оттенком, небо резко контрастировало с чистейшим белым снегом, словно ватой запорошившим юрьевские поля. На горизонте их разделяла неровная кромка лиловых перелесков.
Ах, колёса, вы мои колёсики,
Катитесь вперёд наверняка;
Перелески, пролески и просеки,
А над ними тают облака,
А над ними сердце моё голубем;
Истина отчаянно проста –
Возвращаться неизменно здорово
В милые, родимые места.
По горам, по лесам, по просёлочкам,
Поклонюсь до земли низко ёлочкам;
По земле, по росе, по дороженьке,
По нахоженным в детстве местам.
Не прошло и получаса, как расстояние в полтора десятка километров по извилистой и заснеженной дороге остались позади. Вот и Семьинское.
Зачем, скажи на милость,
Ах, сердце,
Отчего
Так больно защемило
В тумане мне чело.
Иль вспомнилось былое,
То, что давно прошло,
Родимое, родное
Нахлынуло, нашло.
Родимое, родимое, родное:
Зелёный луг, над ним туман парной
И домик в три оконца над рекою,
И мамы взгляд задумчивый такой,
Родимое, родимое, святое,
Что всё-таки осталось за душой.
За те годы, что помню себя, село изменилось мало. Всё те же два порядка домов, в самом центре заброшенная, но ещё неплохо сохранившаяся церковь, правда, уже без колокольни, деревянный клуб и небольшая библиотека, административное здание. Но реалии сегодняшнего дня наложили свой отпечаток: в глаза бросилось довольно большое количество заколоченных домов, чего раньше не было, зато в одном месте красуется солидная новостройка с высоким забором, скорее всего, дача состоятельного семейства из числа дачников. Не функционирует, а поэтому постепенно хиреет, здание колхозной столовой, построенной в 1979 году. Чуть поодаль – двухэтажная панельная постройка, которую использовали под общежитие для студентов, приезжавших каждую осень в колхоз имени Ленина, бывшим в Юрьев-Польском районе первым колхозом-миллионером, на уборку картошки. Сейчас и здесь пусто. Окон и дверей нет. Одну из комнат кто-то из местных предприимчивых жителей приспособил под сеновал, в другой обосновались разноцветные куры, спрятавшиеся от холода и непогоды. Их предводитель – важный петух – неожиданно в то время, когда мы проходили мимо его гарема, заорал во всё горло. С разных концов села откликнулись ещё несколько его собратьев. Через пару-тройку минут перекличка закончилась. Стрелки на часах показывали одиннадцать дня: петухи во времени не ошиблись.
Неизменными остаются лишь великолепные пейзажи вокруг села. Семьинское расположено на возвышенности, поэтому отсюда хорошо видны поля, рассечённые глубокими оврагами, начинающиеся с восточной стороны леса, богатые орехами перелески. Да и само село отлично просматривается издалека. Однажды, блуждая с приятелем в полях в окрестностях Варварина, я был поражён тем, что отсюда, за добрый десяток километров, Семьинское очень отчётливо виднелось.
В часе ходьбы, северо-восточнее села, на высоком холме некогда располагалось другое село - Городище, в народе почему-то прозванное «вшивым». Оно расположилось на месте очень древнего поселения. Поэтому частыми гостями Городища были и остаются археологи, как профессиональные, так и самодеятельные искатели сокровищ. Последние в буквальном смысле слова перерыли практически всю эту возвышенность.
В другой стороне некогда находилась деревушка с красивым названием Новосёлка, где полвека назад разыгралась настоящая трагедия: среди ночи загорелся один из домов. Стихия разбушевалась так, что в считанные часы от всей Новосёлки осталось лишь пепелище. В памяти старожилов Семьинского ещё остались воспоминания об огромном пылающем зареве, выхватывавшем из темноты громадную оранжевую полусферу.
Кроме центральной улицы, в селе параллельно ей, но несколько в стороне находится относительно молодой микрорайон, именуемый Черёмушками. Основной здешней достопримечательностью является красавица-школа, кстати, самая молодая в Юрьев-Польском районе. Открывать её приезжал губернатор Владимирской области Николай Виноградов. Сейчас, к сожалению, всё меньше детских голов слышится в ней. С противоположной стороны села имелось ещё одно местечко, звавшееся Подугорье, что значит «расположенное под горой». Здесь было всего два или три дома, в которых жили старушки, ревностно относившиеся к религии. У одной из них в доме имелось много икон, в том числе старинных, стоивших немалых денег. Однажды, когда хозяйка в очередной раз уехала на богомолье, её жилище обокрали злоумышленники. Все иконы пропали. С тех пор жительница Подугорья в селе больше не жила. Люди в этом местечке селились благодаря имеющемуся рядом роднику с чистой и студёной водой, который почему-то издревле называется «Поганец».
Центральное место в селе занимает здание церкви Николая Чудотворца, выстроенное в стиле неоклассицизма. Сейчас в храме громоздятся кипы старых подшивок и ненужных журналов, газет и другой мусор, которые нам удалось разглядеть через чуть-чуть приоткрытую боковую дверь. Всё последнее время в церкви у местных жителей принимали молоко. Ещё раньше семьинская детвора бегала сюда смотреть кино, так как храм временно оборудовали под клуб. К счастью, и посей день на его стенах кое-где ещё можно разглядеть старинные фрески, написанные рукой неизвестных мастеров, чьи имена давно и безвозвратно канули в Лету. Престольный праздник в селе отмечается дважды – на вешнего и зимнего Николу (соответственно 22 мая и 19 декабря). В эти праздники, как, впрочем, и в свои престольные в любом другом селе, в Семьинском многолюдно, шумно и весело. Николу в каждом доме обязательно встречают широким застольем с нехитрыми деревенскими закусками.
Ближе к краю села, друг напротив друга, стоят два двухэтажных кирпичных дома очень старой постройки. Из исторических документов известно, что Семьинским некогда владела известная в России семья князей Черкасских. Кому принадлежали эти дома? Самим князьям, их управляющим или богатым крестьянам? Достоверно ответить на этот вопрос уже практически невозможно. Знаю только то, что в одном из домов долгое время жила семья местного зажиточного мельника.
Но основной нашей целью было посещение небольшого сельского погоста, на котором покоится прах моих предков. Пробравшись через первые зимние сугробы по прогону, ведущему на кладбище, мы оказались у цели. Ещё издавна его дальний правый угол стал тем местом, где хоронились представители семейства Щербаковых, моих родственников по материнской линии. Хлопья снежной пены засыпали их могилы, памятники и кресты. Кладбищенскую тишину нарушал лай сельских собак, рычание изредка проезжавших по селу тракторов да щебетание белобоких сорок и красногрудых снегирей, почему-то появившихся в эту зиму возле человеческого жилья раньше обычного. Сам погост расположился на высоченной круче, с двух сторон окружённой глубокими оврагами. Постояв немного в молчании, я положил на каждый холмик живые цветы, которые своими ярко-красными шапками, как фонарики, вспыхнули на пышном белом покрывале.
Крестьянский труд был всегда нелёгок. Вставали с рассветом, ложились за полночь. А за это время успеть нужно многое. Кому на ферме, кому в поле отработать, да и за своими огородом и скотиной присмотреть, накормить большую семью, собрать детей в школу, заштопать, а то и сшить, связать одежду… Всех забот не перечислишь. Больше доставалось женщинам, особенно тогда, когда мужья воевали на фронтах Великой Отечественной. А таких семей в ту лихую пору было большинство. Не обошла подобная участь и мою бабушку, Матрёну Петровну. С ранних лет, как и её сверстники, познала она все тяготы деревенского житья-бытья, работала дояркой, была всегда в передовых. Но эти трудности обернулись потерей здоровья и неизлечимой болезнью в самом расцвете сил. Её похороны были во многом необычными. Во-первых, бабушку провожали в последний путь в день её рождения. До своего 49-летия она не дожила каких-то четыре дня. А во-вторых, гроб до самого кладбища несли не мужчины, как это принято у нас, а женщины, её подруги и коллеги, отдавая тем самым дань уважения нелёгкой доле сельской труженицы…
Жили тогда в деревне бедно. Всех выручало своё подсобное хозяйство да сплочённость в семье. Бывали случаи, когда одни завидовали другим. Порой зависть доводила до неожиданных и тяжёлых обстоятельств. Немного наискосок от дома бабушки с дедушкой жила женщина, у которой муж погиб на войне, и ей приходилось одной воспитывать сына-инвалида. По селу ходили слухи, что взгляд у этой женщины недобрый. Все с таким делом старались как-то мириться. Но до поры - до времени. Однажды в хозяйстве Щербаковых среди лета без видимых причин сход поросёнок, которого холили и лелеяли, откармливали на зиму. Что ж, у кого не случается таких неприятностей. Зиму пережили – с голода не умерли. Но следующим летом повторилась такая же картина. Теперь было над чем призадуматься. К тому же, нечто подобное происходило и у соседей. Тогда бабушка, посоветовавшись с дедом, решила вместе с соседкой отправиться километров за 25 в деревню, что была в соседнем Кольчугинском районе, в которой проживала старая бабка, владевшая искусством заговоров и ворожбы. Старуха оглядела пришедших к ней гостей и сразу сказала, что на их дворы наведена порча. Предсказала она бабушке и то, что у калитки, через которую вела тропинка в огород, был зарыт горшок с землёй, от которой все несчастья и происходят. Посоветовала она сосуд найти, откопать, а землю, что в нём хранится, сжечь в печке. Женщины не знали верить им этим словам или нет. С тем и отправились в обратный путь, в Семьинское. Дедушка к новости отнёсся скептически, однако всё же вышел к калитке и поискал, нет ли чего там подозрительного. Но ничего не обнаружил. Со временем эта история стала забываться, как однажды дед около той самой калитки, занимаясь какими-то делами по хозяйству, случайно наткнулся в земле на что-то твёрдое. Оказалось, это была глиняная кринка, наполненная обыкновенным чернозёмом. Вот тогда и вспомнили предсказание старухи-ворожеи. Бабушка взяла в пригоршню землицу из горшка и бросила её в печь, после чего полумрак, царивший на кухне, озарился неистовым светом, который ослепил, резко ударил по глазам, заставил всех наблюдавших за происходящим зажмуриться. Потом в печи как-то неспокойно, зловеще стали поигрывать чёрные клубы с красноватым оттенком. С тех пор с женщиной с недобрым взглядом старались не общаться, а дом её обходили стороной, называя его колдовским. В хозяйстве же Щербаковых поросята больше не дохли.
Детей у бабушки было трое – два сына и младшая дочка. Средний, Евгений, с детства среди своих приятелей-ровесников особенно отличался смышлёностью. Когда он подрос, в нём проявилось слишком много талантов для рядового крестьянского ребёнка. Женя не только стал крепким и видным парнем под метр девяносто ростом, о каких обычно говорят «косая сажень в плечах» (для него двухпудовые гири были просто игрушкой, а лыжи – настоящими друзьями), но и великолепно рисовал (портрет В. И. Ленина, написанный им, долгое время висел на самом видном месте в Семьинской школе), имел каллиграфический почерк и, что самое главное, Евгений настойчиво стремился к новым знаниям. Его мечта – стать военным топографом – почти сбылась. Он без проблем поступил учиться в Ленинградское военное топографическое училище, где с головой окунулся в освоение азов выбранного жизненного пути. Время обучения незаметно подходило к концу. Оставалось каких-то полгода, но… Но, как гром среди ясного неба, стал вердикт врачей – лучевая болезнь. Служба военного всегда скрывает в себе опасность, в том числе и возможность получить высокую дозу радиации. Особенно это опасно было в конце 1960-х годов, когда в стране проводилось много испытаний со смертельным оружием, но толком управлять им ещё не умели.
Дома молодого парня ждали не только родные, но и невеста, заканчивавшая в том же году педагогический институт. Их намерения были серьёзны, а любовь настолько чиста, что найдётся не в каждом латиноамериканском сериале. Дело шло к свадьбе. Из училища Евгений своей любимой Але красивыми ровными буквами писал письма, присылал открытки к праздникам, порой это делал на немецком, так как она тогда этот язык преподавала в школе. А над Альбининым рабочим столом висел её портрет, написанный, конечно же, им. Однако злодейка-смерть не позволила сбыться всем планам и мечтам молодых людей. За день до кончины он ещё раз предложил ей руку и сердце. Она была согласна. Но уже следующим утром сельский парень, которого впереди обязательно ждала великолепная карьера военного, вздохнул последний раз и навсегда покинул наш бренный мир. Ему едва исполнилось 24.
Две тропы позарастали
Луговой, степной травой,
Две тропы одной не стали,
А хотели стать одной.
Две реки во мгле плутали,
К морю путь искали свой,
Две реки одной не стали,
А хотели стать одной.
Две души молчат в печали
Над людскою суетой,
Две души одной не стали,
А хотели стать одной.
Две судьбы в далёкой дали.
Только что тому виной?
Две судьбы одной не стали,
А хотели стать одной.
С тех пор прошло немало лет, но в сердце и памяти несостоявшейся тогда невесты, зато чуть позже состоявшегося замечательного педагога, он остался таким же молодым и любимым, а у его памятника на сельском кладбище, венчаемого красной звездой, периодически появляются цветы… Конечно же, от неё.
Всю семью объединяла простая крестьянская изба с русской печкой, с небольшим цветником и кустом сирени в палисаднике, крылечком, на котором в тёплый летний вечер любили собираться домочадцы, и большим вишнёво-яблоневым садом, посаженным и выращенным заботливыми руками моего дедушки Алексея Николаевича. Работал он в сельском потребительском обществе, обеспечивал жителей Семьинского и близлежащих селений товарами первой необходимости и продуктами, доставляемыми в любую погоду на лошади из райцентра в местный магазинчик. Позже он заведовал семьинской фермой. Когда я родился, дедушка в саду в честь этого события посадил ещё одну яблоню осеннего сорта. С того момента и до сих пор у неё есть своё имя – «Серёжкина» яблоня. Плоды на ней всегда были крупными и сочными. Созревали они позже остальных, но своими большими размерами и аппетитным видом всегда манили, и я их пробовал гораздо раньше, когда яблоки ещё были кислыми.
В Семьинское мы ездили часто. В первые годы своей жизни я любил передвигаться по дому при помощи счётов. Они были незаменимы в дедушкиной работе, поэтому имелись в нескольких экземплярах. И я, будучи двух-, трёхлетним мальчуганом, ставил предшественник современного компьютера на пол, упирался в счёты руками и придавал им ускорение, благо колёсиков там было много. С огромным любопытством мы наблюдали за тем, как через село гнали семьинское стадо. Детское воображение потрясало большое количество лениво передвигавшихся коров и телят, стайки кудрявых овец, издававшие самые невообразимые звуки, а также то, почему эти глупые на первый взгляд животные хорошо знали дорогу домой. Ещё мы часто сидели на крыльце, лузгая семечки или поедая в большом количестве красную смородину, крыжовник, вишню, яблоки, предварительно собранные в огороде или саду.
Ни один наш приезд не обходился без традиционного деревенского застолья с обязательной жареной картошкой, другими традиционными разносолами собственного приготовления, пирогами, испечёнными в русской печке. А как приятно было понежиться после сытного обеда на ещё не остывшей или даже горячей лежанке.
Все эти воспоминания нахлынули и в тот приезд в Семьинское. Но, к сожалению, кроме них, уже практически ничего не осталось. Дедушка умер, когда мне было всего пять лет, а лет пятнадцать назад поздним августовским вечером сгорел и дом, о существовании которого сейчас напоминают лишь обугленные стены. Остался только сад, посаженный дедушкой, где на небольшой поляночке среди других деревьев растёт «Серёжкина» яблоня, ежегодно давая обильный урожай.
Добраться по сугробам до сада оказалось невозможным, поэтому мы довольствовались лишь взглядом на него издалека. В тот момент на память пришли такие строки:
Снится мне наш старый сад
Над задумчивой рекой,
Где так много лет назад
Вижу маму молодой.
Заметает яблонь цвет
Стёжку-тропочку в саду,
А в тот сад дороги нет,
Что ж опять туда иду?
Только в этот раз тропинку сада замели не осыпавшиеся с яблонь лепестки, а снег, покрывший всё уснувшее на зиму в саду матовым налётом.
Я лечу туда во сне,
Я спешу в тот дивный сад,
Может, встретится там мне
Самый добрый в мире взгляд,
Что, как звёздочка, далёк
И мерцает в вышине,
Словно шепчет мне: «Сынок,
Возвращайся по весне».
Я сюда ещё вернусь,
Боже, боль уйми мою,
Низко в пояс поклонюсь,
И прости, прошу, молю…
Я обязательно ещё вернусь, ведь жить, не почитая своих корней и тех мест, откуда вышли твои предки, просто нельзя. К тому же, гложет ностальгия по безвозвратно ушедшему детству, о котором здесь напоминает буквально всё. И очень хочется изведать снова вкус сочных плодов с яблони, названной тридцать с лишним лет назад в твою честь…
г. Москва
2010 год
(из книги: С. Хламов. "Серёжкина" яблоня", М. С/В. 2010).
|
Вход
FAQ
Пользователи
Про церковь все боле-менее понятно. Я думаю скоро уже то время придет когда возмутся за реставрацию. Судя по темпам передачи разрушенных храмов и монастырей из государственного и общественного владения в ведение Православной церкви с последующей их реставрацией уже на районном уровне. Еще раз благодарю всех откликнувшихся и всех кто хотел помочь и не смог!
С Уважением galesis 