Некоторые цитаты из книги:
«Военные Исследования Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905–1917 гг.»
http://wcry.narod.ru/grekov/03.htmlГлава III. Реализация мероприятий государственных органов России по выявлению и пресечению разведывательной деятельности противника на территории тыловых военных округов в период Первой Мировой войны. 1914-1917 гг.
Исходным пунктом разведывательной работы "всех видов" против России была Швеция. Во-первых, через нее пролегал кратчайший путь из центра Европы в Россию, во-вторых, многие шведские политики симпатизировали Германии и последняя надеялась втянуть Швецию в войну с Антантой, в третьих, между Россией и Швецией в годы войны завязались тесные торговые отношения, сопровождавшиеся естественным ростом миграции населения, что легко было использовать для засылки агентов в русский тыл.
Значение этого канала переброски агентуры возросло осенью 1915 г. после того, как на Восточном фронте война приобрела позиционный характер. Роль тайной агентуры, как прифронтового тактического средства разведки, уменьшилась из-за трудности переброски агентов через боевые линии, поэтому возросла нагрузка на агентуру, действовавшую через Скандинавию и Румынию, до 1916 года сохранявшую нейтралитет.
Из Швеции операциями германской разведки руководили посол в Стокгольме барон фон Люциус и военный атташе майор Фредерици. Разведка Австро-Венгрии имела своим представителем в Скандинавии военного атташе полковника Штрауба. Его деятельность распространялась главным образом на Петербургский военный округ. За районом Одесского военного округа "наблюдал" майор австрийской разведки Ранд, военный атташе в Бухаресте{170}.
С большим подозрением русские власти относились к поездкам по сибирским лагерям делегатов австро-германских организаций Красного Креста. Нередко поведение членов делегаций давало реальные для этого основания. Как правило, в поездках по России немецких сестер милосердия (или иных уполномоченных) сопровождали представители нейтральных государств, представители Российского общества Красного Креста и русские офицеры. Последним было поручено следить за тем, чтобы представители Красного Креста не занимались шпионажем{246}.
Легальным каналом проникновения в Россию агентов разведки противника власти считали частые поездки иностранных делегаций Красного Креста для обследования условий существования пленных в сибирских лагерях. Начальник штаба Омского округа барон Таубе 18 июня 1916 года в связи с ожидаемым прибытием в Сибирь представителей Шведского Красного Креста, приказал "беспрепятственно допускать делегатов во все места размещения пленных, но не иначе, как только в сопровождении русского офицера, знающего немецкий язык...{247}.
Барон предупреждал, что "всякая переписка", оказавшаяся среди предназначенных к раздаче пленным вещей, должна быть "в спешном порядке процензурована", а самим делегатам разрешается только раздача подарков и выяснение "степени нужду" военнопленных. Власти должны были принимать все меры к "скорейшему окончанию делегатами возложенной на них миссии, дабы они не задерживались без нужды в одном месте лишнее время". Иными словами, генерал Таубе предлагал относиться к представителям Красного Креста как к шпионам, имеющим дипломатическую неприкосновенность.
В Сибири вероятность работы китайцев на Германию не вызывала ни малейших сомнений со стороны властей. Эту гипотезу приняли легко и сразу. Начальник штаба Иркутского округа 4 августа телеграфировал начальникам жандармских полицейских управлений Сибирской и Забайкальской железных дорог: "Германия направила из Китая партии и одиночных китайцев для внезапных разрушений... мостов и тоннелей"{33}.
Наиболее серьезной русские власти считали угрозу диверсий на линии Транссибирской магистрали, которая в годы войны приобрела особое значение для империи.
Столь напряженная работа северных и сибирских железных дорог не могла не привлечь внимание противника. Австрийская разведка задалась целью расстроить движение на участке Архангельск-Вологда, чтобы отрезать доступный флоту союзников порт от центра России.
Организация диверсионных актов на дороге была поручена австрийскому военному атташе в Швеции, полковнику Е. Штраубу, но все попытки взорвать полотно дороги окончились неудачей{191}.
Чтобы выйти на германскую агентуру в России и предотвратить диверсии, охранка затеяла сложную игру с немецкой разведкой. 18 ноября 1914 года подполковник Эргардт в докладе заведующему заграничной агентурой Департамента полиции А.А. Красильникову предложил поддержать иллюзию активности "революционеров-диверсантов" и обеспечить доверие к ней со стороны германской разведки путем публикации в столичных газетах ложных сообщений о взрывах мостов без указания конкретного места, где якобы совершена диверсия. Это должно было стать доказательством того, что "дело начало осуществляться" и немцы "будут ожидать спокойно дальнейших событий, не сомневаясь в успехе, и не будут искать других средств к выполнению задуманного ими плана..."{192}.
Для германской разведки диверсии на сибирских дорогах были крайне желательной, но и трудновыполнимой задачей. Засылка диверсантов в Сибирь, а тем более транспортировка взрывчатки, были сопряжены с большими трудностями и имели мало шансов на успех. Легче было бы действовать с территории Китая. Линии Забайкальской и Уссурийской железных дорог находились в непосредственной близости от китайской границы, не говоря уже о проходившей по Китаю КВЖД.
Начальник жандармского полицейского управления КВЖД полковник Горгопа, регулярно посылавший в штабы Иркутского и Приамурского округов бездоказательные сообщения о якобы замышляемых немцами и китайцами диверсиях на дороге, теперь нашел подтверждение собственным страхам.
Под негласным наблюдением жандармов уже давно находился американский консул в Харбине Т. МО3ер. По сообщениям агентуры вокруг него сплотилась группа лиц, "оказывавших содействие бегавшим из Сибири германским пленным". Кроме того, из кабинета консула агенты выкрали 5 фотографий железнодорожного полотна, предполагая, что это снимки участков Транссибирской магистрали.
Проводя колоссальную работу по организации охраны Транссибирской магистрали, власти сами же ставили под угрозу безопасность железных дорог, привлекая к их обслуживанию военнопленных.
До войны и в первые ее месяцы, сама мысль об использовании труда пленных солдат противника в полосе отчуждения железных дорог казалась чудовищной нелепостью. 30 сентября 1914 г. командующий Омским военным округом приказал начальникам гарнизонов" иметь за всеми военнопленными, в особенности за офицерами, строжайший надзор". По мнению командующего, главное — не позволять пленным приблизиться к железной дороге: "Воспрещаю пленным подходить к железнодорожным путям ближе одной версты, появляться на вокзалах и всех дорожных сооружениях, виновных немедленно арестовывать и под конвоем отправлять на гауптвахту".
Однако администрация дорог имела свой взгляд на эту проблему и тайком от штаба округа начала использовать бесплатный труд пленных на разгрузке вагонов. Узнав об этом, начальник штаба Омского округа 13 ноября 1914 г., официальным письмом напомнил управлениям Сибирской и Омской дорог о "воспрещении командующим допуска военнопленных ко всякого рода работам в полосе отчуждения"{216}.
Строгости держались недолго. К декабрю 1914 г. военные дрогнули и пошли на уступки железнодорожникам. "В виде исключения" командующий позволил допустить пленных к погрузочным работам на станции Тура
Не только сибирские, но и все дороги России стремились заполучить в свое распоряжение военнопленных. Разгоревшийся осенью 1914 года в Петрограде спор между МПС и военными о целесообразности использования труда военнопленных на железных дорогах, зимой 1915 г. закончился победой железнодорожников.