Часовня Иверской Божией Матери в здании Сухаревой башни

Сухаревская, затем Колхозная, с 1990 г. вновь Сухаревская, пл., четная сторона, восточный угол ул. Сретенка

"У деревянной башни Сретенских ворот Земляного города в 1613 г. москвичи встречали избранного на царство Михаила Федоровича. С 1683 по 1722 г. Земляной вал был таможенной границей и в воротах его до 1699 г. нес дозорную службу расположенный по Сретенке и в переулках стрелецкий полк Л. П. Сухарева, от которого вся местность называлась "в Сухареве". В 1692-1696 гг. Петр I построил здесь вместо деревянных каменные ворота - башню по голландскому образцу, как въездные ворота в город на шедшей от Архангельска большой торговой дороге. По обеим сторонам ворот были каменные караульни, а над ними - второй этаж "палат", с середины которого поднимался еще трехъярусный каменный столб с государевым гербом. В 1698-1701 гг., возвратясь из-за границы, Петр надстроил башню третьим этажом, а ее столб - еще двумя ярусами и поместил здесь "Школу навигацких и математических наук" - первое в России высшее светское специальное учебное заведение. В башне, столб которой поднимался над уровнем реки Москвы на 100 м, в это время работала под руководством известного Я. В. Брюса астрономическая обсерватория. В 1706 г. в ней впервые в России научно наблюдалось солнечное затмение..."[3]. Петровского сподвижника Брюса в народе почитали за чернокнижника и колдуна, а его астрономические и алхимические опыты в здании Сухаревой башни называли бесовским волхвованием. Существовала легенда о запрятанных им в стене Сухаревой башни реликвиях - недавно она получила новую обработку в повести "Черная книга. Московская легенда"[7]. Ср. также вторую часть повести Вл. Одоевского "Саламандра". Брюс был одним из первых масонов в России.

"В 1696 г. в Москве существовала ложа "Нептун" из 8 членов под председательством Лефорта, куда входили также В. Брюс и царь Петр. Собиралась она в верхней "каморе" Сухаревской башни"[16].

"В 1715 г. "Школа навигацких наук" была переведена в Петербург, в Москве же в здании башни находились подготовительные училища - "Цифирные школы", ликвидированные в 1753 г. Позднее башня использовалась Адмиралтейством. В 1828 г. в ней были устроены чугунные резервуары Мытищинского водопровода, до 1893 г. она служила водонапорной башней, дававшей воду в городские фонтаны"[3].

"Башня построена в 1692-1695 гг. (нижние этажи) и 1695-1701 гг. (верхние). Архитектор М. И. Чоглоков. Часовня существует с 1693 г., находится в ведении Николо-Перервинского монастыря Московского уезда"[2].

"Вначале часовня была деревянной, пристроенной отдельно с севера к башне. В 1755 г. она была заменена каменной на том же месте; в 1880-е гг. разобрана, и оказалась, что ее стена, плотно примыкавшая к стене башни, предохранила на этой последней яркую раскраску 1755 г., по которой появилась возможность вновь оформить все здание" (из доклада автора проекта восстановления Сухаревой башни О. И. Журина в Московском городском отделении Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, 1983 г.).

Часовня с 2 кельями для монашествующих (за иконостасом) помещалась с 1883 г. в западной части 1-го этажа[19].

"23 апреля 1922 г. в часовне изъято 23 фунта 48 золотников серебра"[10].

"В 1920-1925 гг. Сухарева башня была отремонтирована и в ней разместился Московский коммунальный музей"[3].

"Коммунальный музей в Сухаревой башне основан через несколько лет после закрытия Музея старой Москвы, переданного в 1926 г. в Исторический музей и в свою очередь возвратившегося туда же после сноса Сухаревой башни. На его основе впоследствии был учрежден Музей истории города Москвы"[11]. Под нею шумел знаменитый рынок - "Сухаревка", снабжавший население съестными припасами в первые голодные годы и в период НЭПа. К концу 1920-х гг. неожиданно была затеяна кампания за снос башни - см., например, газету "Вечерняя Москва" от 19 ноября 1932 г. с целой подборкой статей, озаглавленных: "Снести, и как можно скорее", "Мы - за!", "Убедиться может каждый" и жалобами окрестных постовых милиционеров на то, что существование памятника мешает им в их работе[4]. Несмотря на многочисленные протесты "в 1934 г. Сухарева башня была снесена как мешающая уличному движению"[3].

"22 апреля 1934 г. в ответ на письмо в защиту Сухаревой башни лично Сталин написал Щусеву, Эфросу и Жолтовскому: "Решение о разрушении башни было принято в свое время Правительством". Башня была снесена осенью 1934 г."[12].

О ее разрушении сохранились воспоминания жившей поблизости художницы Н. Я. Симонович-Ефимовой "Красные ворота и Сухарева башня. (Архитектурный роман с натуры)", где, в частности, говорится:

"Тринадцатого апреля 1934 г. в три часа ночи Иван Семенович Ефимов, я и знакомый скульптор Н. Н. возвращались домой из своего клуба в Старопименовском переулке.

Вышли на Садовую-Сухаревскую, скоро дома. Вдали я увидела памятник - на большом цоколе женская фигура, закутанная с головой, как Афина или Римская Матрона. Фигура огромная, выше домов, но ладная и приятная. По мере приближения увеличивалась. Я поняла, что это просто Сухаревская Башня. Но никогда раньше не видела я, да и никто, может быть, не видал, что издали - это настоящая женская фигура на огромном постаменте. И расширения локтей есть под драпировкой, и голова опущена. Пиета. Я сказала, и увидели это сейчас же и Иван Семенович, и Н. Н. Оба удивились - до чего не то что "очень похожа", а просто действительно фигура.

Огромная. Даже когда были совсем близко, все еще было так...

И интересно, что такая огромная женская фигура. Величественная. Печальная и добрая.

Через два дня Иван Семенович проходил там - Сухаревку вдруг начали разрушать, снесена уже крыша. А сегодня, семнадцатого апреля, нет уж наружной гигантской лестницы и сверху летят кирпичи. Белые, витые колонки из белого камня - в отдельной груде: разбитые. Разрушение идет необычайно быстро и как-то особенно легко - безо всякой тяжеловесности и официальности. Не обнесено забором, как было при разрушении Красных Ворот. Телефонные ящики все так же висят на стенах, милиционеры открывают их и говорят. Вывеска "Коммунальный музей" висит над уютно открытой дверью; окна со стеклами и белокаменными завитушками глядят как ни в чем не бывало. Вообще, вид у Башни здоровый, а кирпичи летят без желобов просто в воздухе, многие не разбиваются: и здание убывает, тает. А ведь другие здания получают перед разрушением больной вид - темные какие-то пятна, разбитые стекла, кривизна стен, рухлядевый вид. А тут - свежая, розовая Башня, моложе, чем когда-нибудь. Кирпичи летят не мрачно, даже весело...

Но можно заболеть от мысли, что впереди нас никто Сухаревскую Башню не увидит. Нужно твердить себе особую формулу, чтобы сохранить душевное равновесие при этом зрелище. В этой формуле есть слова - "хлеб наш насущный..." (Я проехала сегодня четыре раза мимо Сухаревской Башни.)

После Сухаревской Башни, вероятно, очередь за Василием Блаженным. Но его мне не так больно жаль: если совсем церквей в Москве не будет, то досадно, что единственным свидетелем былого останется Василий. Не поучительно. Так же как возникающие теперь в умах "толстопузые бояре" при разговоре о древних государственных мужах. То же и в архитектуре будет? Извращенное понятие у потомков.

А Сухаревскую Башню никто никогда не увидит.

Это удивительно!"[11].

Горечь утраты не прошла до сих пор. В 1966 г. художник Павел Корин писал в газете "Комсомольская правда": "Наша гражданская утрата - Сухарева башня. Видел я много ратуш за границей, но такой величавой архитектуры не встречал. Помню, как Горький пытался спасти ее"[5]. Ему вторит писатель Вл. Солоухин: "Жалко и Сухареву башню, построенную в XVII в. Проблему объезда ее автомобилями можно было решить по-другому, пожертвовав хотя бы угловыми домами на Колхозной площади"[6] - кстати, эти дома уже снесены и на их месте в 1980 г. голый сквер.

При разрушении башни двойной наличник ее был сохранен - его перенесли в Музей архитектуры (Донской монастырь). Здесь он стоит и поныне вмурованным в северную стену.

В 1980-е гг. появилось движение за восстановление Сухаревой башни. Его решил использовать тогдашний главный архитектор Москвы Посохин, чтобы показать, что он умеет не только разрушать древние здания - вплоть до кремлевских - и ставить на их месте уродливые коробки. Но характерная подробность: Посохин предлагает создать новую копию башни, выстроить которую возможно по сохранившимся обмерам, чертежам, - не там, где она располагалась изначально и где до сих пор лежит в земле ее мощный фундамент, а далеко в стороне (своеобразное доведение до воплощенного символа осуществляемой им и его сподвижниками в течение десятилетий идеи подмены. См., напр.: [13, 14]).

Ревнители московской старины, в том числе историки и архитекторы-реставраторы, резко возражают против этой кощунственной затеи, настаивая на возвращении Сухаревой башни на ее исконное место.

Строителем и арендатором бралось быть Министерство морского флота СССР, которое намеревалось в память о существовавшей здесь первой в России Навигационной школе создать в башне свой музей. Но с наступлением перестройки оно остыло к этой идее - и она заглохла. Пока же там, где когда-то возвышалась Сухарева башня, - проезжая часть площадки у пересечения ее с улицей Сретенка.

"В отделе учета управления государственного контроля, охраны и использования памятников истории и культуры Москвы нам сообщили, что вопрос о восстановлении Сухаревой башни остается открытым и последнее слово должно быть за общественностью.

Есть три мнения: восстановление нецелесообразно в связи с отсутствием необходимых материалов и квалификации рабочих, кроме того, башня будет всего лишь "новоделом"; восстановление башни необходимо, но не сейчас, а позже, когда эти работы не будут отвлекать от насущных проблем сохранения погибающей древней архитектуры Москвы; возвести башню в другом месте"[17].